Воспоминания о чернобыле рассказы

Чернобыль. Несколько историй от тех, кто там был

26 апреля 1986 года мне исполнилось семь лет. Это была суббота. К нам в гости пришли друзья и мне подарили желтый зонтик с буквенным орнаментом. Такого у меня никогда не было, поэтому я радовалась и очень ждала дождя.
Дождь случился на следующий день, 27 апреля. Но мама не разрешила мне под него выходить. И вообще выглядела испуганной. Тогда я впервые услышала тяжелое слово «Чернобыль».

В те годы мы жили в военном городке маленького поселка Сарата Одесской области. До Чернобыля далеко. Но всё-таки страшно. Потом из нашей части в ту сторону потянулись машины с ликвидаторами. Ещё одно тяжелое слово, значение которого я узнала много позже.

Из наших соседей, которые голыми руками закрывали мир от смертельного атома, сегодня в живых остались единицы.

В 2006 году этих людей было больше. За неделю до своего дня рождения я получила задание – поговорить с оставшимися ликвидаторами и собрать самые интересные эпизоды. К тому времени я уже работала журналистом и жила в Ростове – на — Дону.

И вот я нашла своих героев — начальника противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны Олега Попова, Героя России капитана II ранга Анатолия Бессонова и санитарного врача Виктора Зубова. Это были абсолютно разные люди, которых объединяло только одно – Чернобыль.

Я не уверена, что сегодня все они живы. Все-таки одиннадцать лет прошло. Но у меня сохранились записи наших бесед. И истории, от которых до сих пор холодеет кровь.

История первая. Аномальное лето.

13 мая 1986 года у Олега Викторовича Попова, начальника противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны был день рождения. Родные поздравляли, друзья звонили, пришел даже посыльный. Правда, вместо подарка принес повестку – завтра утром нужно было прийти в военкомат.

— Мы тихо отпраздновали, а на следующий день я пошел по повестке. Даже не подозревал, куда меня вызывают, поэтому надел легкую рубашку, взял денег, чтобы молока домой купить. Но молока мои так и не дождались. Вернулся я только в конце лета, — рассказывал мне Олег Попов.

Чернобыль запомнился ему аномальной температурой. Днем уже в мае было под сорок, ночью – так холодно, что зуб на зуб не попадал. В качестве защиты ликвидаторам выдали брезентовые костюмы. Тяжёлые и не пропускающие воздух. Многие не выдерживали – падали от тепловых ударов. Но надо было «убирать радиацию», поэтому костюмы снимали и ликвидировали, как умели – голыми руками.

Люди начали болеть. Главный диагноз – пневмония.

— Тогда у меня случилось ещё одно потрясение. Нам доставили ящики с красными крестами – медикаменты. Мы их открыли, а там – не передать словами – то, что пролежало на складах не один десяток лет. Бинты от времени распадались на нити, таблетки – желтые, срок годности на упаковке еле проглядывается. В тех же коробках лежали гинекологические приборы, приборы для измерения роста. И это все ликвидаторам. Что делать? Как лечить людей? Единственное спасение – госпиталь, — вспоминал Олег Викторович.

Борьба шла и днем и ночью. И не только с реактором, но и с системой, и с самими собой.

На сайте «Чернобылец Дона» о Попове есть такая справка:

«В 30-километровой зоне работал по специальности, приходилось лечить и ставить на ноги в основном солдат и офицеров своего полка. Работы было много, и Олег Викторович фактически был главным ответственным за здоровье личного состава полка. Ведь призывали солдат и офицеров в спешке, зачастую без медицинского освидетельствования. Попов О.В. вспоминает, что были случаи призыва на сборы с язвенной болезнью, другими заболеваниями. Кого-то даже приходилось отправлять в больницу или госпиталь. Ну и, конечно, удавалось оказывать солдатам и офицерам психологическую помощь, ведь понятно, что штатного психолога в части не было. Его труд в полку ценился, и с той поры он сохранил самые теплые воспоминания о соратниках, о командире полка Клейменове Н.И. и офицерах части.
После завершения спецсборов и возвращения домой Олег Викторович по роду профессии и работы лечил ликвидаторов аварии на ЧАЭС и всегда был готов помочь им словом и делом.
Имеет правительственные награды: орден «Знак Почета» и «Орден мужества»».

Только в мае 1986 года и только из Ростовской области в Чернобыль приехали около тридцати тысяч ликвидаторов. Многие возвращались грузом 200. Многие везли отравляющий заряд в своей крови.

Олег Попов привез на Дон лейкемию. Приехал с анализами, с которыми его бы не приняли даже в онкологическом центре – 2.800 антител в крови.

— Но я не планировал сдаваться. Решил жить. И жил – занимался шахматами, английским, меня затянула фотография, стал путешествовать, писал стихи, конструировал сайты. И, конечно, помогал своим – таким же парням, как я, которых послали в это пекло, — рассказывал он.

Я набрала имя Олега Викторовича Попова в Интернете. И с радостью обнаружила, что он так же живет в Ростове, ведет свой сайт, его фотоискусство оценивают высокими наградами, а у его литературного творчества немало почитателей. В этом году, если верить сайту правительства области, ликвидатору вручили очередную награду. А в 2006 начальнику противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны Олегу Попову вручили орден Мужества.
Тогда он мне говорил, что думает, что не стоит этой высокой награды.

— Настоящие герои – это те парни, которые были на реакторе, возводили саркофаг голыми руками, делали, так сказать, дезактивацию. Это была преступная глупость, которая унесла тысячи жизней. Но кто тогда об этом думал? Кто знал, что закопать, обезвредить, похоронить радиоактивные вещества, перекопав стадионы, отмыв крыши и окна домов, невозможно?! В тот момент ничего другого не было…

История вторая. Сладкие дороги смерти.

Воспоминания санитарного врача Виктора Зубова немного другие. Когда только объявили о сборе на ликвидацию аварии, он пошутил, что поедут они против танков с саблями воевать. Оказалось, что не ошибся. По сути так и было.
Утром 21 июня санитарные врачи Ростовской области выехали в Припять.

— Вначале мы, если честно, не понимали всего масштаба трагедии. Подъехали к Припяти, а там – красота! Зелень, птицы поют, в лесах грибов видимо — не видимо. Хатки такие аккуратненькие, чистые! И если бы не думать о том, что каждое растение напитано смертью, то – рай! – вспоминал Виктор Зубов. – Но в лагере, куда мы приехали, я впервые почувствовал страх – мне рассказали, что врач, на чье место меня и прислали, покончил жизнь самоубийством. Нервы сдали. Не выдержал напряжения.

Из ярких воспоминаний Зубова – сладкие дороги. Обычные дороги, которые поливали сахарным сиропом, чтобы под сладкой корочкой сковать смертельную пыль. Но все было зря. После первой же машины сахарный ледок лопался и яд летел в лицо ликвидаторам, которые ехали следом.

— Еще мы не до конца понимали, что будем делать. А на месте выяснилось, что больных у нас немного. И все семьдесят врачей приехали для дезактивации, — объяснял он. – Из защитных средств были фартук и респиратор. Работали лопатами. Вечером – баня. Что делали? Мыли окна домов, помогали на АЭС. Спали в резиновых палатках, ели местную еду. К тому времени мы уже все понимали. Но выбора не было, надеялись на лучшее.

В Чернобыле Виктор Зубов пробыл шесть месяцев. Дома врач понял, что теперь он, молодой мужчина, стал постоянным клиентом поликлиники и обладателем букета болезней. Диагнозы перечислять устанешь.

На момент нашего интервью (напомню, было это 11 лет назад) Виктор жил на лекарствах. Но держался молодцом — играл на баяне «битлов», гулял с внуками, что-то мастерил по дому. Старался жить, так, чтобы не было мучительно больно.

Заметили ош Ы бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ КАТАСТРОФА: 9 ЖУТКИХ ИСТОРИЙ

В ночь на 26 апреля 1986 года произошел взрыв на Чернобыльской АЭС, радиоактивное облако накрыло десятки стран — ветер разнес его на огромную территорию.

Приблизительное число жертв достигает четырех тысяч человек. Это не только ликвидаторы катастрофы, но и те, кто погиб от облучения. В ликвидации последствий аварии принимали участие около 600 тыс. человек, в том числе из Узбекистана.

После трагедии прошло уже больше 30 лет, но события тех дней до сих пор ужасают. «НТВ» собрал девять историй, каждая из которых могла бы стать сюжетом для фильма. Увы, все это случилось на самом деле.

Ядерный загар

Одна из страшных примет того времени — люди с «ядерным загаром». Те, кому не повезло схватить большую дозу радиации, удивлялись, почему кожа вдруг стала бурого цвета, даже под одеждой. Тело уже было повреждено интенсивным излучением. Не все догадывались об опасности: в день аварии многие и вовсе специально загорали на крышах и на речке возле АЭС, а солнце усиливало действие радиации.

Из рассказа очевидца: «Сосед наш, Метелев, часов в одиннадцать полез на крышу и лег там в плавках загорать. Потом один раз спускался попить, говорит загар сегодня отлично пристает! И бодрит очень, будто пропустил сто грамм. К тому же с крыши прекрасно видно, как там реактор горит… А в воздухе в это время было уже до тысячи миллибэр в час. И плутоний, и цезий, и стронций. А уж йода-131! Но мы-то этого не знали тогда! К вечеру у соседа, что загорал на крыше, началась сильная рвота, и его увезли в медсанчасть, потом дальше — в Киев. И все равно никто не заволновался: наверное, перегрелся мужик. Бывает…»

Врачи, которые принимали первых облученных, именно по «ядерному загару» определяли наиболее пострадавших.

Невидимая смерть

Авария на ЧАЭС застала всех врасплох. Никто не знал толком, как реагировать на бедствие подобного масштаба. Власти не только скрывали полную информацию, но и сами оказались не способны быстро и адекватно оценить обстановку. В стране не существовало системы, которая отслеживала бы в реальном времени информацию о радиационном фоне на обширных территориях.

Поэтому в первые дни после аварии люди, уже находящиеся в зоне поражения, еще не знали об опасности.

Из рассказа очевидца: «26 апреля в Припяти был день как день. Я проснулся рано: на полу теплые солнечные зайчики, в окнах синее небо. На душе хорошо! Вышел на балкон покурить. На улице уже полно ребят, малыши играют в песке, старшие гоняют на велосипедах. К обеду настроение стало и вовсе веселым. И воздух стал ощущаться острее. Металл — не металл в воздухе… что-то кисленькое, как будто батарейку от будильника за щекой держишь».

Из рассказа очевидца: «Группа соседских мальчишек поехала на велосипедах на мост, откуда хорошо был виден аварийный блок: хотели посмотреть, что там горит на станции. У всех этих ребятишек потом была тяжелая лучевая болезнь».

Первое краткое официальное сообщение о ЧП было передано 28 апреля. Как потом объяснял Михаил Горбачёв, праздничные первомайские демонстрации в Киеве и других городах решили не отменять из-за того, что руководство страны не обладало «полной картиной случившегося» и опасалось паники. Люди с шариками и гвоздиками гуляли под радиоактивным дождем. Только 14 мая страна узнала об истинных масштабах катастрофы.

Гибель первых пожарных

О серьезности ЧП на четвертом энергоблоке не знали и пожарные, которые первыми прибыли на вызов. Они понятия не имели, что дым, поднимающийся над горящим реактором, чрезвычайно опасен.

Они шли на смерть, не понимая этого. Мощность излучения от обломков из активной зоны была около 1000 рентген в час при смертельной дозе в 50. Плохо пожарным стало почти сразу, но они списывали это на дым и высокую температуру, о радиации никто не думал. Но потом они стали терять сознание.

Когда в медсанчасть Припяти доставили первую группу пострадавших, у них был очень сильный «ядерный загар», отеки и ожоги, рвота, слабость. Почти все первые ликвидаторы погибли. Хоронить героев пришлось в запаянных гробах под бетонными плитами — настолько радиоактивны были их тела.

Заглянуть в жерло реактора

Сразу после взрыва работники АЭС еще не понимали, что именно произошло. Необходимо было найти место ЧП и оценить разрушения. В реакторный зал отправили двух инженеров. Не подозревая об опасности, они подошли к месту взрыва и увидели, как из жерла разрушенного реактора бьет красный и голубой огонь. На людях не было ни респираторов, ни защитной одежды, но они бы и не помогли — излучение достигало 30 тысяч рентген в час. От него жгло веки, горло, перехватывало дыхание.

Через несколько минут они вернулись в зал управления, но были уже загорелые, словно месяц жарились на пляже. Оба вскоре умерли в больнице. Но их рассказу о том, что реактора больше нет, сначала не поверили. И лишь потом стало ясно, что реактор бесполезно охлаждать — надо тушить то, что от него осталось.

Убрать графит за 40 секунд

Когда взорвался четвертый энергоблок, куски ядерного топлива и графита из реактора разбросало по округе. Часть упала на крышу машинного зала, на третий энергоблок. У этих обломков был запредельный уровень радиации. В некоторых местах можно было работать не более 40 секунд — иначе смерть. Техника не выдерживала такого излучения и выходила из строя. А люди, сменяя друг друга, лопатами счищали с крыши графит.

Из рассказа очевидца: «Нам открылся вид на 4-й энергоблок сверху. Зрелище было невероятное! Поймите, энергоблок парил! Это выглядело так, будто весь воздух над ним дрожал. И запах такой был… Как озоном пахло. Как будто в медкабинете после кварцевания. Это необъяснимо».

Трое героев спасли мир ценой жизни

Через несколько дней после взрыва выяснилось, что активная зона разрушенного реактора все еще плавится и медленно прожигает бетонную плиту. А под ней находится огромный резервуар с водой. Если бы поток расплавленного металла соприкоснулся с ней, произошел бы гигантский радиоактивный взрыв — в воздух должны были попасть десятки тонн ядерного топлива. Последствия трудно вообразить, но специалисты считают, что заражена была бы большая часть Европы, вымерли бы целые города.

Любой ценой нужно было добраться до запорных клапанов и открыть их. Вызвались три водолаза: Алексей Ананенко, Валерий Беспалов и Борис Баранов. Они знали, что это будет стоить им жизни, но все равно отправились к реактору — по колено в радиоактивной воде — и осушили бассейн. Все, о чем они попросили перед тем как уйти на смерть, — это позаботиться о семьях после их гибели.

Ни один из героев после своей миссии не выжил. Хоронили их в плотно запаянных цинковых гробах.

«Ангелы Чернобыля»

Одна из самых сложных миссий на ЧАЭС досталась летчикам. Они должны были потушить раскаленные графитовые стержни внутри реактора. Вертолеты совершили сотни полетов над активной зоной и сбросили тысячи мешков свинца, песка, глины, доломита и бора. Летчики зависали над реактором на высоте всего 200 метров. А снизу бил жар и поднимался конус радиоактивного дыма.

При этом ни у вертолетов, ни у людей внутри не было должной защиты и приспособлений для сброса груза. Защищались как могли — в салоне выстилали свинцом пол, оборачивали им сиденья. Многих летчиков рвало уже после двух-трех вылетов, мучил кашель, а во рту чувствовался вкус ржавого железа.

Из рассказа очевидца: «У многих кожа приобретала нездоровый загар — это были первые признаки лучевой болезни. Про себя могу сказать одно: я ничего не ощущал, только очень большую усталость. Мне все время хотелось спать».

Из рассказа очевидца: «Я все время подчеркиваю, что это не было приказом. Но и добровольным решением это назвать сложно. В Чернигове нас построили и рассказали, что произошла авария на Чернобыльской АЭС, что ветер идет на Киев, а там — старики и дети. И предложили тем, кто не желает участвовать в спасательной операции, выйти из строя. Для боевых офицеров это запрещенный прием. Конечно, никто не вышел».

Летчиков, которые гасили реактор, прозвали «ангелами Чернобыля». Им удалось подавить главный очаг радиационного заражения. После ликвидация пожара в реакторе уже можно было приступить к работам на земле.

Кладбище фонящей техники

В Чернобыль везли много техники — она очень быстро набирала радиацию и выходила из строя. Работать на такой было нельзя. Брошенные машины собирали в специальных отстойниках. Некоторые образцы «светились» на запредельном уровне — например, немецкий радиоуправляемый кран, которым собирали с реактора «фильтры-промокашки». И те самые вертолеты, что зависали над аварийным реактором, поглощая смертельные дозы радиации. А также облученные автобусы, грузовики, пожарные машины, скорые, БТРы, экскаваторы — их оставили ржаветь на кладбищах мертвой техники.

Неизвестно, что собирались с ней сделать позже, но до машин добрались мародеры. Они растащили сначала двигатели, а затем фурнитуру и корпуса. Запчасти продавали потом на авторынках. Многое ушло на металлолом. Эти свалки поражали своими размерами, но со временем почти вся фонящая техника «испарилась» — смертоносное излучение никого не остановило.

Рыжий лес

Одно из самых загадочных и страшных мест зоны — Рыжий лес. Когда-то он был обычным сосновым, разделял атомную станцию и город Припять. По нему ходили туристы, местные жители собирали грибы и ягоды. В ночь аварии этот лес первым принял на себя радиоактивный удар — его накрыло облако из разрушенного реактора. Ветер дул в сторону Припяти, и если бы не этот живой заслон, город получил бы страшную дозу облучения.

Десятки гектаров леса как губка вобрали в себя радиоактивную пыль: у сосен более плотная крона, чем у лиственных деревьев, и они сработали как фильтр. Уровень радиации был просто чудовищным — 5000–10000 рад. От такого смертоносного излучения хвоя и ветки приобрели ржаво-рыжий оттенок. Так лес и получил свое прозвище. Ходили слухи, что по ночам радиоактивные деревья Рыжего леса светились, но достоверных сведений на этот счет нет.

Из рассказа очевидца: «У меня кроссовки были „Адидас“, в Твери сделанные. Я в них в футбол играл. Так я в этих тапочках через „рыжий лес“ ходил в промзону станции, чтобы сократить путь. После Чернобыля еще год в них мяч гонял, а потом академик знакомый попросил кроссовки померить на предмет радиации. И не вернул… Их забетонировали».

Рыжий лес решено было уничтожить — он был слишком опасен. Ведь мертвые сухие деревья могли вспыхнуть в любой момент — и радиация снова оказалась бы в воздухе. Деревья спилили и захоронили в грунте. Позже на этом месте высадили новые сосны, но прижились не все — уровень радиации здесь все еще слишком высок.

Находиться на этой территории запрещено — опасно для жизни.

СП — Новости Бельцы Молдова

Бельцкий независимый портал

Сообщить новость | Задать вопрос

Чтобы отправлять сообщения «СП», авторизуйтесь с помощью одного из сервисов

Войти через соцсеть

«Радиоактивная пыль была очень опасной. И она была везде». Воспоминания ликвидатора чернобыльской аварии

• Свежо Предание

«Радиоактивная пыль была очень опасной. И она была везде». Воспоминания ликвидатора чернобыльской аварии

Александр Соловьёв во время службы в чернобыльской зоне и сегодня.

26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая за всю историю атомной энергетики авария. В четвёртом энергоблоке был полностью разрушен реактор, а в окружающую среду попало большое количество радиоактивных веществ. В ликвидации последствий аварии участвовали свыше 600 тысяч человек, из них более трёх тысяч жителей Молдовы. Среди них и бельчанин Александр Соловьёв. Он поделился с «СП» своими воспоминаниями о днях командировки.

«Отъезд в чернобыльскую зону стал неожиданностью»

— Я был одним из тех, кто участвовал в ликвидации аварии на конечном её этапе. В чернобыльской зоне мне довелось быть с 5 мая по 4 ноября 1988 года.

Я кадровый офицер. Служил в звании капитана командиром батареи в артиллерийском полку в Бельцах. Тогда мне было 35 лет. Об аварии в Чернобыле и о том, что офицеров отправляют туда в командировку, знали все. Среди моих знакомых были те, кто там уже побывал. Но вначале все ехали на короткий срок. Уровень радиации был высоким. Отправляли на несколько дней, потом на неделю. Измеряли уровень радиации в крови, и если он превышал норму, то отправляли домой. Самый длительный период был 3 месяца. У меня получилось ещё дольше.

Для меня отъезд в чернобыльскую зону стал неожиданностью. Должен был ехать мой коллега. Но в последний момент он отказался. Причин я не знаю. Скорее всего, это было решение его семьи. Позднее я узнал, что из рядов Вооружённых сил его уволили.

В Чернобыль направляли мужчин, возраст которых превышал 40 лет, резервисты. Мы называли их партизанами. Были и срочники (солдаты срочной службы). Они, как правило, стояли в оцеплении. Сотрудники полиции, военнослужащие химических войск и др.

Командир роты санитарной обработки Александр Соловьёв (в центре) со своими подчинёнными.

«Я человек непьющий, но стал покупать самогон»

— Наша часть стояла за периметром 30-километровой зоны. Меня встретил тот, кого я заменял. Я попал сразу на ужин и был приятно удивлён. В то время в наших магазинах уже было плохо с продуктами. Всё «доставали», купить было сложно. А тут посередине стола на 6 человек стояла большая тарелка с маслом. В ней килограмма два масла. Я давай намазывать хлеб и есть. Ребята смеются, говорят, что их от масла уже тошнит. Оказывается, это был тот продукт, который помогал организму бороться с радиацией.

Кормили нас очень хорошо. Все продукты и вода были привозными. Причём это была не простая вода, а бутилированная «Боржоми». Потом перешли на украинскую минеральную воду «Куяльник». У солдат под кроватью стоял ящик с бутылками. Когда вода заканчивалась, получали новую. В воде никого не ограничивали.

Были и другие методы борьбы с радиацией. Мой товарищ познакомил меня с дедом, который в лесу гнал самогон. Сказал ему, что я свой парень, и мне можно продавать. Я человек непьющий, но стал покупать по трёхлитровой банке. В части был сухой закон. Мне объяснили, что алкоголь был необходим организму. Он разгонял кровь и выводил радиацию из организма. Конечно, всё нужно было делать аккуратно. Только после работы и ужина, не больше 50–100 граммов. Я брал не только себе, но и трём моим командирам взводов.

Ещё одним эффективным методом была баня. Мы парились практически каждый день, смывали с себя всю радиоактивную пыль, которую накопили за день.

В части я жил в бараке для командного состава. Рядовой состав жил в палатках. К тому времени, через два с лишним года после аварии, там уже создали необходимую инфраструктуру. Была спортивная площадка, клуб. Мы даже проводили спортивные соревнования по выходным.

В свободное от службы время проводились соревнования по волейболу.

«Очень опасной была радиоактивная пыль»

— Помню, что первые две недели во рту постоянно стоял металлический привкус, и я начал сильно кашлять, хотя и не курил. Оказывается, через такое состояние проходили все. Это организм предупреждал: «Эй парень, здесь плохо. Будь осторожен». Но делать нечего, приказы не обсуждают. Я служил командиром роты санитарной обработки. В наши обязанности входила дезактивация (удаление радиоактивных веществ с различных поверхностей. — СП) населённых пунктов.

Мы работали в масках. Их называли «лепестки». На день брали пять масок, но их не хватало. Лето было жарким. Маски постоянно намокали, и их приходилось сушить. Очень опасной была радиоактивная пыль. Она была везде. Проконтролировать уровень радиации было сложно. Он менялся в зависимости от направления ветра, близости к аварийному объекту.

Мы снимали крыши с жилых домов, разбирали плетёные заборы, снимали слои почвы на 50 сантиметров. Всё грузили на машины и везли в могильники, специальные территории для радиоактивного мусора. Там всё закапывали уже другие подразделения. За нами шли строители и заново покрывали крышами дома. В первую очередь те, в которых ещё жили люди.

Почва там песчаная. Когда шли колонны, то поднималась очень сильная пыль. Поэтому впереди шла машина, которая поливала дорогу. Когда вода заканчивалась, набирали её в ставках (озёрах) и ехали дальше.

Александру Соловьёву вручают знамя за победу в социалистическом соревновании. Чернобыль 1988 год.

«Запрещалось есть то, что растёт в чернобыльской зоне»

— В зоне аварии были сёла, из которых выехали практически все жители. В некоторых сёлах эвакуировали только людей моложе 40 лет. Остальные жили в своих домах. Они питались в основном тем, что производили и выращивали сами. Но по селам ездили и автолавки. Привозили молоко, мясо, другие продукты.

Меня удивляло, что другие машины собирали молоко в цистерны, брали мясо у крестьян и везли в Киев. Как мне рассказали, там молоко выливали в большие ёмкости и смешивали с обычным, доводя уровень радиации до нормы. Мясо отправляли в холодильники на глубокую заморозку. Через 70 лет его тоже можно будет использовать.

Но многие питались своим мясом и молоком, овощами и фруктами. Женщины переносили радиацию легче, а у мужчин отказывали ноги. Мы всё это видели.

Нам запрещалось есть то, что растёт в чернобыльской зоне, но был такой случай. Солдата отправили за яблоками в Киев. Он решил далеко не ехать и собрал их в саду. Привёз в часть. Как-то об этом узнали. Яблоки уничтожили, а солдата отдали под суд.

Ещё случай. Один военнослужащий решил не везти радиационный мусор в могильник, а сжечь его. Это категорически запрещалось, так как с дымом пепел переносил радиацию на большие расстояния. Его тоже поймали. Правда, не судили, но воспитательную работу провели.

Четвёртый аварийный блок ЧАЭС, 1986 год. Фото: wikipedia.org

«Вывоз техники из зоны был запрещён»

— Наша рота была одной из последних среди тех, кто занимался ликвидацией аварии. Мы завершали эту операцию и должны были «законсервировать» технику. Вывоз техники из зоны был запрещён. Все машины набрали большие дозы радиации. Их загоняли на огромный плац.

У меня в роте остались только водители. Далеко не все машины могли двигаться. Износ был очень большой. Приходилось прибегать к различным уловкам, чтобы сдать технику проверяющим. Нас заставляли полностью их заправлять бензином и только тогда оставлять на хранение. Это были тысячи единиц техники. Вначале их охраняли. Но в дальнейшем, скорее всего, эти машины растащили на запчасти.

Я выехал из зоны чернобыльской аварии в ноябре 88-го. После нас уже не было таких масштабных работ по дезактивации. Благодаря тому, что я был молод, занимался спортом и своим здоровьем и, конечно, тому, что в тот период радиация уже не была такой сильной, мне удалось сохранить себя в относительно неплохой форме. Но очень многие пострадали. Некоторые умерли через год-два после командировки. Многие на фоне радиации очень сильно болели. Только в прошлом году у нас в Бельцах умерли пять ликвидаторов. Все эти люди прошли очень сложный путь во время ликвидации и после неё и достойны того, чтобы о них думало государство.

Справка-Пояснение
Зона отчуждения Чернобыльской АЭС, 30-километровая зона — запрещённая для свободного доступа территория, подвергшаяся интенсивному загрязнению радионуклидами вследствие аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
На территории Зоны было определено три контролируемых территории: особая зона (непосредственно промплощадка ЧАЭС);10-километровая зона; 30-километровая зона.

Нелли Ланская

Фото: А. Пузик и из архива А. Соловьёва

Благодарим за помощь в подготовке материала председателя общественной ассоциации «Союз Чернобыль-Молдова» мун. Бельцы Сергея Шамрая